Босиком по траве  - Эми Хармон

– Ты была ребенком. Дети ничему не знают цены, – тихо отозвался Сэмюэль.

– Я понимаю, почему мама мыла мне волосы, – сказала я. С закрытыми глазами проще было набраться смелости. – Но почему это делаешь ты, Сэмюэль? В салоне я много кому мою голову, но ни один клиент еще не приходил ко мне с ответным жестом.

– Полагаю, я делаю это по той же причине, что и твоя мама.

– Потому что я запачкала и разлохматила их, играя в сарае? – подколола его я.

– Потому что мне приятно заботиться о тебе. – Сэмюэль говорил нежно и искренне.

Моя душа запела от счастья.

– Я так давно забочусь о себе сама, – вздохнула я, тронутая его ответом.

– Я знаю, и у тебя это отлично получается. Ты и о других заботишься с ранних лет.

На этом наш разговор затих, и я не попыталась его продолжить. Сейчас мне просто не хватало энергии. Музыка, волшебство ночи и уверенные руки Сэмюэля погрузили меня в полусон.

Звуки «Грез» Дебюсси поднимались в чернильное небо, а свет, расположенный у нас за спиной, не касался лиц, оставляя их в тени. Сэмюэль приподнял мои пряди, пропустил их через пальцы и слегка оттянул назад, выжимая лишнюю влагу. Я невольно выгнула шею. Потом я услышала, как он отставил тазик в сторону. Сэмюэль встал, все еще придерживая мою голову одной рукой, и полил волосы водой, ополаскивая мыльные пряди и разбирая их пальцами, пока вся пена не стекла на землю.

Он снова принялся скручивать и выжимать волосы, после чего обернул вокруг моей головы маленькое полотенце. Потом Сэмюэль выпустил меня на секунду и оседлал скамейку, устроившись напротив. Он взял меня за руки и потянул на себя. Я села, опустив ноги по обе стороны скамьи, и уткнулась лбом в его грудь. Сэмюэль слегка промокнул влажные кудри, массируя кожу головы. Потом полотенце упало на землю, а он коснулся моего подбородка, заставляя приподнять голову. Его руки пригладили мои локоны, убирая пряди со лба и скул. От предвкушения поцелуя у меня перехватило дыхание, но Сэмюэль вновь запустил левую руку в мои волосы, наклонился ко мне и потерся грубоватой щекой о мою, гладкую, как шелк. Его горячее дыхание щекотало мне шею. В этом жесте было столько любви и нежности, что я не спешила открыть глаза, просто наслаждаясь ласковым прикосновением. Я задержала дыхание, когда его губы скользнули вдоль моего лба и коснулись закрытых век. Потом я почувствовала, что Сэмюэль отстранился, и открыла глаза. Наши взгляды встретились в темноте. Мне ужасно хотелось, чтобы он наклонился и поцеловал меня.

Сэмюэль обхватил мое лицо руками и как будто перестал дышать. Так прошла целая вечность, а потом его пальцы невесомо заскользили по моим плечам вниз и дальше, к запястьям. Сэмюэль взял меня за обе руки. «Лунный свет» Дебюсси доносился до нас нежным шепотом на ветру, а прикосновения, словно капли воды, оставляли на моей коже дорожки, распаляя желание.

– Помнишь, как я впервые взял тебя за руку? – Его голос звучал хрипло.

Мои мысли стали тяжелыми и неповоротливыми, и я с трудом соображала, однако, помедлив, все же ответила:

– Это случилось после нашего спора насчет Хитклиффа. Ты разозлился и не разговаривал со мной несколько дней. – Мне вспомнились собственные обида и смятение и как мне хотелось поскорее помириться. – Я жалела, что вообще подняла эту тему. Просто ты меня очень разозлил. – Я тихо рассмеялась, вспомнив, как Сэмюэль стремился оспорить любое мое предположение.

– Тебе было тринадцать! Тринадцатилетняя девочка – и такая красивая, мудрая, терпеливая… и раздражающая! Я все время думал: «Откуда она все это знает?!» Ты тогда процитировала Писание так, будто специально проштудировала всю Библию лишь затем, чтобы преподать мне урок. А потом ты встала и вышла из автобуса! Я был в таком шоке, что пропустил свою остановку. Все вышли, а я все сидел на месте. В итоге мне пришлось идти пешком от дома водителя. Мистер Уокер забеспокоился, опасаясь, что я задумал какую-нибудь пакость. Могу его понять. Я вел себя весьма странно.

Я посмотрела на наши руки. Сэмюэль медленно выводил круги подушечками больших пальцев, отчего по моей коже побежали мурашки.

– Первое послание к коринфянам, глава тринадцатая… Откуда ты это знала? – Его голос выдавал восхищение. – Да, ты была удивительно умной, но тринадцатилетняя девочка просто не может вот так сходу цитировать Писание.

Я улыбнулась и покачала головой.

– Недели за две до нашего спора я сидела в церкви с тетей Луизой и ее детьми. Папа редко ходил в церковь, зато Луиза таскала туда свое семейство каждую неделю. Она была рада, если я помогала следить за детьми… ну а мне нравилось в церкви.

– Ну, разумеется, – простонал Сэмюэль, перебив меня.

– Замолчи! – рассмеялась я и попыталась оправдаться: – В церкви я чувствовала умиротворение. Музыка успокаивала меня, и мне казалось, что я не одинока. Так вот, в то воскресенье кто-то встал за кафедру и зачитал Первое послание к коринфянам, главу тринадцатую. Я ничего прекраснее в жизни не слышала. Я боялась, что не смогу отыскать ее сама, потому что – да, ты прав, – я не очень хорошо знала Священное Писание. Я сказала тете Луизе, что плохо себя чувствую, и побежала домой, всю дорогу повторяя про себя: «Первое послание к коринфянам, глава тринадцатая, Первое послание к коринфянам, глава тринадцатая», чтобы не забыть. Дома я достала свой…

– …большой зеленый словарь? – закончил за меня Сэмюэль с улыбкой.

– Да, свой большой зеленый словарь, – повторила я, улыбнувшись в ответ. – И Библию, которая стояла у нас в книжном шкафу. Я несколько раз перечитала стихи с четвертого по девятый, проверяя значения всех слов, даже тех, которые и так знала. Мне хотелось очень хорошо все понять. В этом Послании чувствовалась какая-то удивительная поэзия! Но для меня это было нечто большее, чем просто набор красивых слов. Это была истина! Я читала эти строки и сердцем знала, что это правда. Когда я все разобрала, то выписала стихи с четвертого по девятый на свою Стену слов, читала их каждый раз перед сном и довольно быстро выучила наизусть.

– Стену слов? – Сэмюэль вскинул брови.

– Ты не знаешь про мою Стену слов?! – прошептала я в притворном ужасе. – Поверить не могу, что не рассказывала тебе! – Я вскочила со скамейки и заставила встать Сэмюэля, чьи руки все еще сжимала в своих. – Пойдем, я тебе покажу.

Сэмюэль вошел в дом следом за мной. Мы поднялись в мою комнату на чердаке. На узкой лесенке Сэмюэль казался неправдоподобно широкоплечим. Я остановилась на верхней ступеньке.

– Постой-ка! Я забыла о папином правиле: мальчикам в мою комнату нельзя! Черт! Придется мне, наверное, сфотографировать свою Стену и потом показать тебе.

Мои губы дрогнули, а глаза расширились от смеха. Я сделала вид, что собираюсь спуститься обратно. Сэмюэль вскинул руку, удерживая меня за талию.

– Я постою в дверях.

Я рассмеялась – мне нравился такой легкий флирт – и пошла в комнату, в которой жила с тех пор, как научилась подниматься по лестнице. Сэмюэль последовал за мной, но, верный своему слову, остановился в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку, и принялся рассматривать мое творение.